Книга Высоцкий: вне времени и пространства - Павел Сурков

Но вот — в фильме наступает один очень важный момент: это короткий эпизод разговора Высоцкого по телефону. И он вдруг в отчаянии произносит невидимому абоненту: «Да не могу я все время доставать вам эти финские холодильники! У меня же другая профессия!»

И это — невероятно точное отражение личности Высоцкого, которое Дыховичный как режиссер блестяще подтверждает: его Высоцкий действительно готов что-то доставать своим друзьям (порой — тем, которые на самом-то деле никакими друзьями не являются), а те — готовы садиться ему на шею, и это в итоге приводит Высоцкого в отчаяние. И это представление — очень искреннее, откровенное, но при этом совершенно бескомпромиссное и лишенное привычного глянца — бесспорно заслуживает нашего внимания.

Надо сказать, что это бессеребренническое качество Высоцкого, столь важное для Дыховичного, подтверждали многие современники — в том числе и сам Дыховичный: «Володя был невероятно широк на какие-то подарки. В этом смысле он был человеком жеста, красивого жеста. Марина рассказала мне, что в Париже он пришел к Дмитриевичу, не зная, что там можно купить в подарок… И он купил два пакета клубники. Это смешно: купить клубнику в Париже — все равно, что у нас подарить два куска мыла… Но они его поняли — это был жест! Володя ел эту немытую клубнику, и они — тоже, и в этом была какая-то прелесть…»[16].

Личность Дыховичного в биографии и Высоцкого, и Галича далеко не случайна. По Москве ходили слухи, что именно Дыховичный косвенно повлиял на трагическую судьбу Галича и сделал это невольно с подачи Высоцкого. Якобы на первой свадьбе Ивана — а он женился на Ольге Полянской, дочери члена Политбюро Дмитрия Полянского — приглашенный в качестве почетного гостя (и близкого друга жениха) Высоцкий начал петь как свои песни, так и песни Галича. Полянский внимательно слушал репертуар, песни Высоцкого ему понравились, а вот песни Галича — категорически нет. И Полянский немедленно позвонил Петру Демичеву, который со стороны партии отвечал за надзор над культурой, и попросил принять меры. Через десять дней, 29 декабря, Галича исключили из Союза писателей за пропаганду сионизма, поощрение эмиграции в Израиль и отказ осудить издание своих песен на Западе.

Впрочем, похоже, влияние Дыховичного было не столь велико, как его приписывает молва, — сам Иван так прокомментировал эти слухи: «Это такая глупость… Ну, трудно себе представить просто! Володя пел на моей свадьбе, но пел он свои песни, а не Галича!»[17].

Так что виртуальное «столкновение» Галича и Высоцкого в «Копейке», которое сотворит Дыховичный спустя почти 40 лет, — это своеобразная дань прошлому, тем жутким слухам, что распространялись по Москве со скоростью, близкой к скорости звука.

Афиша концерта к 100-летию Александра Галича. К сожалению, этот вечер стал единственным публичным мероприятием, приуроченным к юбилею поэта…

(фото автора)

Галич и сам был падок на слухи, в том числе и о Высоцком, за творчеством которого продолжал следить (поразительно: эти два гения, несмотря на действительно сложные отношения, обусловленные не столько политическими и социальными расхождениями, сколько различием творческого метода, — постоянно следили за судьбами друг друга, понимая важность каждого в отдельности и рефлексируя, естественно, собственную значимость) — будучи уже в эмиграции, регулярно сообщал Шемякину о том, что с Высоцким, согласно очередному «проверенному источнику оттуда», произошло какое-то несчастье. Шемякин так вспоминал об этом: «Галич мне многократно: «Володичка, Володичка…”. И потом, бывало, несколько раз по телефону: «Да, Мишенька, Володька-то застрелился!» Сколько раз у него было — то повесился, то застрелился»[18].

Но один из самых страшных и странных таких слухов (к сожалению, иногда даже поддерживаемый в некоторых «исследовательских» публикациях) — это слух о причастности Высоцкого к смерти Галича.

Гибель Александра Аркадьевича — действительно, очень таинственна. Когда эта книга была уже почти закончена, мне удалось пообщаться с замечательным человеком Борисом Ароновичем Иткиным. Борис Аронович был дружен с Александром Галичем и рассказал мне следующее: «Версия о том, что Александр Аркадьевич пытался сам наладить аппаратуру, — не выдерживает никакой критики. Галич действительно очень любил современную аппаратуру, у него и в Москве был новый „Грюндиг“, на котором он слушал музыку… Но — при этой любви к технике, он панически боялся электричества. Припоминаю даже такой момент — вечером раздается звонок, это Александр Аркадьевич: „Боренька, у нас беда, не могли бы вы помочь — перегорела лампочка“. Доходило даже до такого — он настолько боялся электричества, боялся удара током, что просил меня приехать и заменить лампочку. И я приезжал к нему на „Аэропорт“ и вкручивал новую взамен перегоревшей. Так что, конечно, никакую аппаратуру он сам бы настраивать не стал, даже не прикоснулся бы».

В этой таинственной смерти многие биографы Галича видят роковую «руку агентов», но в последнее время в периодической печати и отдельных блогах вдруг стала возникать версия, что этих «агентов» и привел в дом Галича находившийся в тот момент в Париже Высоцкий!

Михаил Шемякин на премьере фильма «Гофманиада»

(фото автора)

И если о «КГБ-следе» в «деле Галича» еще можно как-то говорить с должной степенью трезвомыслия, то причастность Высоцкого к этой смерти отметается напрочь. Дело в том, что в день смерти Галича (и день накануне) Высоцкий провел в жутчайшем алкогольном загуле вместе с Михаилом Шемякиным — это подтверждают воспоминания и самого Шемякина, и Марины Влади, и многих парижских знакомых. Все усугублялось тем, что в этот же вечер у Высоцкого должен был быть в Париже концерт.

Вспоминает Михаил Шемякин: «Этот концерт был как раз в тот день, когда погиб Саша Галич. Володя был после большого запоя, его с трудом привезли… Никогда не забуду — он пел, а я видел, как ему плохо! Я и сам еле сдержался, буквально приполз на этот концерт — и Володя видел меня. Он пел, и у него на пальцах надорвалась кожа (от пьянки ужасно опухали руки). Кровь брызгала на гитару, а он продолжал играть и петь. И Володя все-таки довел концерт до конца. Причем блестяще!..»[19].